В тридцать девятом был отдан приказ – 
И начался поход. 
Солнце взорвалось будто фугас, 
Красным стал небосвод. 
Огненный дождь и свинцовый град, 
Воздух от гари сох. 
Вместе с другими шагал солдат 
По имени Эрвин Блох. 

​

Был он однажды обласкан судьбой – 
В сорок втором году: 
Месячный отпуск в Берлин, домой – 
Поезд уж на ходу... 
Месяц прошел, и снова вагон, 
И – остановка в пути. 
Он на Варшавский вышел перрон – 
Пару шагов пройти. 

​

Но сигарета погасла в руке 
Потяжелел закат. 
Там эшелон стоял в тупике 
И оцепленье солдат. 
Он оглянулся – а позади, 
Будто немой парад, 
С желтыми звездами на груди 
Плыли за рядом ряд. 

​

Глядя в тетрадку, молитву читал 
В талесе и тфилин 
За остальными не поспевал 
Старый седой раввин. 
День почернел – несорванный плод, 
Съежился и усох. 
Молча смотрел на еврейский Исход 
Растерянный Эрвин Блох. 

​

Так он смотрел и в вагон не спешил, 
Все продолжал стоять. 
С ним поравнявшись, раввин уронил 
Выцветшую тетрадь. 
Он подобрал – и промолвил старик, 
Дав ему перелистать: 
"Переписал мне псалмы ученик, 
Жаль было бы потерять…" 

​

И отчего-то добавил раввин, 
Был неподвижен взгляд: 
"Он из Варшавы уехал в Берлин, 
Лет двадцать пять назад. 
Слышал – в Берлине стал он отцом, 
Но взял его рано Бог. 
Был он похож с тобою лицом, 
А звался он – Хаим Блох..." 

​

Поезд еврейский ушел в горизонт 
Именем "Освенцим". 
Блох на Восточный отправился фронт 
К старым друзьям своим. 
Слушал как пули протяжно поют, 
Тренькают меж берез, 
И вспоминал берлинский приют – 
В котором когда-то рос.   

​

Чаще молчал и больше курил, 
И потемнел лицом. 
И наконец расчет получил 
Порохом и свинцом, 
Где, средь забытых Богом мест 
Желтеют трава и мох. 
В этой степи появился крест 
С табличкою: "Эрвин Блох". 

​

Но перед смертью, в тяжелом бреду 
Видел он тот вокзал. 
"Стойте! – воскликнул. – Я с вами иду!" 
И за раввином встал. 
"В ад, вместе с вами, дорогу избрал, 
Не поверну назад!" 
Но ребе спросил: "А с чего ты взял, 
Что это – дорога в ад?"