Изгибается плавно зеленое море, 
В горизонт упираясь холодным стеклом. 
И не видно конца в затянувшемся споре, 
Входят прежние тени в заброшенный дом. 

​

Кружит в медленном вальсе Прекрасная Дама 
И глядит отрешенно надменный корсар. 
Их шаги шелестят средь бумажного хлама, 
И слова их похожи на черный пожар. 

​

И еще один призрак лишает покоя – 
Этот страшный монах с потемневшим лицом. 
Он коснулся виска ледяною рукою, 
Он смотрел, будто все еще грезил костром. 

​

И в запавших глазах, не глазах, а глазницах – 
Так сверкали частицы иного огня. 
Он похож был на черную хищную птицу, 
Он промолвил: "Ты тоже не понял меня… 

​

Я карал за предательство и лицедейство! – 
И внезапная боль исказила уста. – 
Не за то, что отпали они в иудейство, 
А за то, что признали победу креста! 

​

Вероломство и пытки, жестокость без меры – 
Я согласен, но все же, в конце-то концов 
Это было защитой поруганной веры, 
Малодушно отброшенной веры отцов…" 

​

Было так неуютно от темного взгляда 
И от горького яда безумных речей. 
И спросил я его: "Кто же ты, Торквемада?" 
И ответил мне призрак: "Последний еврей…" 

​

Он сказал – и ушел… Разговоры о Боге, 
О любви и судьбе показались пусты… 
Кто за нами придет? Кто стоит на пороге? 
Разрушаются стены, ветшают мосты…