Если я заболею — к врачам обращаться не стану.
Оттого и помру, ибо смертна природа людей.
Но не грянет оркестр и не явит священник сутану,
Потому, что я — жид. А точнее сказать — иудей.
И меня завернут, ибо мне не положено гроба,
И, кряхтя, понесут, ибо я уродился весом,
И поставят на стол, словно новое блюдо — на пробу,
И неважно, что я некошерен. Как рак. Или — сом.

И, внимая с трудом бормотанью унылых евреев,
Захочу я спросить, чтоб узнать, а не чтобы пенять —
Если я в двух шагах ни черта разобрать не умею,
Неужели Всевышний способен всё это понять?
А неплохо бы, чтоб, нарушая теченье обряда,
Подошли бы друзья и внесли, ритуал опростив,
На подушечках алых мои боевые награды —
Пачку струн и перо, трубку, рюмку и презерватив.

Сунут в почву меня — сохранит равновесье планета.
Никому не смешно, эта шутка банальна, как жизнь.
Я Харону скажу: Подвези до Аида поэта!
Драхмы нет у аэда — вот шекель. Бери, не кривись!
И останется ждать, благо, время теперь — на века мне,
Чтоб узрела душа сквозь эпох и царей винегрет —
Равнодушный потомок в кириллицу сплюнет на камне
И, снимая кипу, перекрестится на минарет.

​

Март 2000