Виктор Столяров
В городе Путивле тишина -
Выехал последний Рабинович.
Где теперь свое он счастье ловит,
Здесь о том не знают ни хрена.
Позабыты им в сутолоке
Галстук и хромая этажерка.
Ваза, принесенная как жертва
И Талмуд на русском языке.
Никуда, никуда, никуда
Не пускают пудовые гири.
От Хеврона до самой Сибири
То же счастье и та же беда.
Но спекаются криком уста
И колючкой впивается в тело,
И в мозгу эта фраза засела –
От винта, от винта, от винта.
Он еще успел забрать с собой
Кошака, плешивого как шапка,
Ничего не слышащую бабку
И покрытый плесенью гобой.
Опустели старые дворы.
Ты пойди налево иль направо -
Здесь никто не говорит картаво,
Разве только дети до поры.
Никуда, никуда, никуда
Не пускают пудовые гири.
От Хермона до самой Сибири
То же счастье и та же беда.
Но спекаются криком уста
И колючкой впивается в тело,
И в мозгу эта фраза засела –
От винта, от винта, от винта.
Заколочен досками ОВИР,
Здание таможни в паутине,
И пылится в местном магазине
Никому не надобный кефир.
Поиски ведутся по стране -
Некому работать в бакалее...
"Oй, куда ж уехали евреи?!"-
Ярославна плачет на стене.
Никуда, никуда, никуда
Не пускают пудовые гири.
От Хулона до самой Сибири
То же счастье и та же беда.
Но спекаются криком уста
И колючкой впивается в тело,
И в мозгу эта фраза засела –
От винта, от винта, от винта.